«ПОМНЮ КАК ОДНАЖДЫ МЫ С МАМОЙ ПОШЛИ НА РАБОТУ К ПАПЕ ЗА КЛЮЧАМИ. ДВЕРИ ЗА НАМИ ЗАХЛОПНУЛИСЬ. МЫ ШЛИ ПО КРАСИВЫМ МЕСТАМ (ЗЕЛЕНАЯ ТРАВА, ЦВЕТУЩИЕ КУСТАРНИКИ, СВЕТЛО-ГОЛУБОЕ НЕБО). И ВДРУГ Я СПРОСИЛА МАМУ: «МАМА, ОТКУДА Я ПОЯВИЛАСЬ?». ОНА ОТВЕТИЛА: «Я НАШЛА ТЕБЯ ПОД КУСТОМ РОЗ». ВОКРУГ НАС ВСЁ БЫЛО ТАКИМ КРАСИВЫМ, ЧТО Я ЕЙ ПОВЕРИЛА (ДЕЛО БЫЛО В БЕЛЬГИЙСКОМ АНТВЕРПЕНЕ)».

Очевидно, нас арестовали как лиц неарийского происхождения (точная причина мне неизвестна). Сначала нас посадили в тюрьму гестапо, позже – в концентрационный лагерь Мехелен в Бельгии. А потом нас разделили: всех мужчин и подростков отправили в Бухенвальд, женщин с детьми – в Равенсбрюк. В лагере я видела маму лишь однажды благодаря бельгийке г-же Клэр Ван ден Бум. Мама не вернулась из Равенсбрюка – ее сожгли в печах крематория в концентрационном лагере. Там она была лишена всего, у нее нет даже могилы. Зато мой отец выжил, я нашла его в Бразилии, в Сан-Паулу. От него узнала то немногое, что не помнила из раннего детства, ведь прошло 20 лет.

Я не знаю, что значил Равенсбрюк для моей мамы. Однако в моей жизни он стал самым страшным оружием, отобравшим у меня дорогого и любимого человека. Я осталась сиротой, когда мне еще не было и пяти лет. Сколько себя помню, во мне всегда жила надежда отыскать отца. И если бы не помощь женщин из Равенсбрюка, я бы никогда его не нашла. А еще я бы никогда не поняла, что такое жертвенная любовь людей, переживших ад. И Равенсбрюк был для нас тем, что связывало, сближало и сводило выживших. Эта любовь – высшая ценность в мире, которая остается до самого конца, до последнего часа жизни.

 

Стелла Никифорова (Кугельман)
Россия
Дочь г-жи Розы Кугельман